– Вы хотите сказать, друг мой, что вам пришла в голову та же мысль, что и мне, и в этой неразберихе можно незаметно улизнуть? – проявил русский незаурядную проницательность.

– Именно, потому что другого такого шанса не будет! Но сперва нам надо найти Джейн и Броссара. Без нее я никуда не пойду, только где ее искать?

– Ах, Ланселот, куда же вы без Гвиневры, хотя, что я, дурак, говорю, – конечно же, без Дженевры-Женевьевы. Хотите, я облегчу нашу задачу? Всех гостей и, так сказать, знатных пленников Бельфегор разместил на этом уровне, более того, в этом коридоре!

– Откуда вы знаете?

– Во-первых, чтобы иметь всех под рукой. Он ведь, если вы еще не поняли, артист, ему нужна аудитория, публика. Я даже подозреваю, что раньше он был Нероном, римским императором, кровавым деспотом и злодеем, который, покидая свою телесную оболочку, воскликнул: «Какой артист умирает!» А во-вторых…

Ланселот так и не успел узнать, что «во-вторых», потому что в этот момент тряхнуло так, что подлодка совершила почти что кульбит, пол резко накренился по килю назад, и все предметы, что не были закреплены, поползли к задней переборке.

– Кажется, руль заклинило взрывом в положении на всплытие, и мы движемся вверх, – определил Ланселот. – Это хорошо, потому что, если мы поднимемся близко к поверхности, нас при выходе из лодки не убьет давлением.

– Кессонная болезнь?

– Да, но надо спешить, кто знает, сколько продлится всплытие!

– Но как мы пройдем, там же полно эсэсовцев, да и просто немецких и японских матросов, нас же, учитывая ситуацию, сразу пристрелят. Причем вас первым. Посмотрите на себя – вы одеты в хитон, как древний филистимлянин! На мне-то хоть какие-никакие, но штаны.

– В самом деле, на современной субмарине я несколько выделяюсь.

Говоря это, Ланселот уже рылся в гардеробе, который принадлежал Гитлеру или дьяволу, а может, и тому, и другому, ведь дьявол, если верить русскому ученому, мнил себя великим актером.

– Вот, надевайте, – швырнул он русскому сверкнувший золотым шитьем черный офицерский китель.

Николай осмотрел его и ахнул:

– Помилуйте, Ланс, это же парадный китель гросс-адмирала, высшее звание в Кригсмарине!

– Вот и хорошо, вполне достаточно, чтобы все на секунду замерли на месте и отдали вам честь. Это у них в печенках сидит. А за это время многое можно успеть.

– Но штаны, на мне же рваные матросские штаны!

– Значит, это еще одна секунда, пока они станут соображать. Мне это не подходит, потому что меня на этой лодке раньше многие видели и, возможно, помнят в лицо.

Русский перекрестился и влез в китель, который, впрочем, пришелся ему почти впору. Ланселот критически осмотрел его и добавил к этому наряду белый целлулоидный воротничок, на который привесил железный рыцарский крест.

– Вот теперь порядок, пошли, – скомандовал он, и друг за другом они выскочили в коридор. На их счастье, в это момент рядом никого не оказалось, и они побежали вдоль коридора, барабаня и в двери и выкрикивая имя Джейн. Вдруг Николай пропал из виду, а затем из одной каюты раздался сдавленный крик. Ланселот ринулся туда и застал удивительную картину: мнимый «гросс-адмирал» лежал на полу каюты, а на нем с занесенным над головой для удара предметом, в котором он распознал женскую туфлю с острым, подбитым стальной набойкой каблуком, победно восседала Джейн. Рядом стоял Броссар.

– Стой, это же Ник! – прокричал он. Она оглянулась, и лицо ее просияло. «Гросс-адмирал», конечно, тут же получил помилование и, кряхтя, поднялся на ноги. Выглядел он сконфуженно.

– Я только вошел, ничего не делал, а она сразу уложила меня каким-то боевым приемом и чуть не пробила череп этой изящной туфелькой.

– Ну, не каждый день к вам врывается по фашистскому адмиралу, – попыталась отшутиться она, обнимая Ланселота и с удивлением оглядывая его библейский наряд. – Почему тебя так долго не было и по какому случаю вы так странно вырядились?

Этот вопрос Ланселоту показался странным, ведь по его ощущениям он отсутствовал здесь всего один день.

– Долго не было? – удивился он. – А сколько именно?

– Смеешься? Я не видела вас больше двух недель. Где вы все это время пропадали?

– Неважно, – ответил он, – сейчас нет времени объяснять. Скажите лучше, что здесь стряслось и кто нас бомбит?

– Сегодня около полуночи лодка всплывала на поверхность, и, кажется, с нее пытались что-то куда-то перегружать, однако почти сразу после этого она попала под обстрел. Наверное, ее сначала засекли радарами с самолетов, которые сбросили первые глубинные бомбы, а теперь к преследованию подключился и флот. У меня такое ощущение, что кто-то отсюда послал условный радиосигнал и нас уже ждали, – со знанием дела заявила Джейн. – Я думаю, что это Михаил пытается заставить субмарину всплыть и сдаться, потому что очень хочет поживиться ее грузом.

– Сигнал через радиомаяк, такой же, как был у тебя, мог послать Гавриил, он ведь тоже здесь, на этой подлодке. Очевидно, Рэксы заранее обо всем договорились. Но мы ни в коем случае не должны допустить, чтобы они завладели «Маш-Маком», – продолжил Ланселот ее мысль. – Этот дьявольский груз надо похоронить навсегда! Поэтому сейчас наша задача – пробиться в торпедный отсек и взорвать все к чертям собачьим. А если удастся, то успеть покинуть ее через торпедные шлюзы. Во всяком случае, мне бы очень этого хотелось.

– А это возможно? – спросила его Джейн.

– Говорят, что да. Но сам я никогда не пробовал. Да, если по пути нас попытаются остановить, будем драться.

– Но чем? – изумился Броссар. – Мы безоружны!

– Смелость – вот главное оружие обреченных, – ответил ему Трофимов-Рузовский, однако Броссару это явно не добавило энтузиазма.

– Тогда вперед, и да пребудет с нами Господь! – закончил дискуссию Ланселот.

Они вышли в коридор и направились в нос судна. К счастью, каюты находились перед центральным постом управления, и торпедный отсек должен был находиться недалеко.

Чтобы добраться до него, нужно было миновать еще два отсека, разделенных переборками. За второй переборочной дверью ждала неожиданность – два солдата-эсэсовца, вооруженных автоматами и, по-видимому, охранявших подходы к напичканному взрывчаткой торпедному отсеку. У одного за поясом торчали две немецкие пехотные гранаты с длинными рукоятками. Увидев прямо перед собой китель гросс-адмирала, в который был облачен Трофимов-Рузовский, они на секунду застыли от изумления, но затем сработал условный рефлекс – оба с возгласом «хайль» разом вскинули руки в нацистском приветствии. «Гросс-адмирал», страшно выпучив глаза, в ответ тоже гаркнул «хайль» и резко вскинул, но не одну, как положено, а сразу обе руки так, что в узком пространстве коридора подводной лодки пальцами, сложенными наподобие копья, угодил прямо в глаз каждому из эсесовцев. Результатом «адмиральской» неловкости было то, что оба на пару секунд ослепли. Этим тут же воспользовался Ланселот, он немедля выхватил из-за пояса одного из солдат две тяжелые гранаты и, пользуясь ими, как булавами, нанес сильнейшие удары по головам, защищенным одними только пилотками. Результатом этой обоюдной импровизации двух недавних посетителей Содома явилось то, что два бесчувственных тела рухнули на пол. Завладев оружием, заговорщики почувствовали себя намного уверенней. От торпедного отсека их теперь отделяла лишь одна дверь. Рывком раскрыв ее, Ланселот снова пропустил вперед «гросс-адмирала», поскольку такая тактика до сих пор себя оправдывала, а за ним заскочил в отсек и сам. Однако там их ждала неожиданность, от которой они непроизвольно прикрыли ладонью глаза – ослепительный блеск, исходивший от рядов сложенных в носовом отсеке множества золотых брусков. Когда же через мгновение зрение к ним вернулось, они различили прямо перед собой черные зрачки двух люгеров и ухмыляющиеся физиономии Крамера и самого капитана фон Штокхаузена, за спинами которых стоял еще один старый знакомый – Мочицура Хашимото. Сзади же уже слышался топот дюжины кованых солдатских сапог – это захлопывалась мышеловка, подстроенная Бельфегором. Ланселот втащил в отсек Джейн и Броссара, захлопнул тяжелую бронированную дверь и закрыл ее, быстро закрутив до упора барашковую задрайку. Но проблемы это не решало, а лишь отодвигало на краткое время неминуемую и печальную развязку.